Мир – это война.
Свобода – это рабство.
Оруэлл – это писатель.
«Вы читали эту книгу? Вы должны прочитать ее. Тогда вы узнаете, почему мы должны сбросить атомную бомбу на коммуняк» – такими словами несчастный слепой продавец газет рекомендовал мне «1984» в Нью-Йорке», – свидетельствует журналист и историк Исаак Дойчер, кстати, лично знавший Джорджа Оруэлла. Книги Оруэлла считаются классикой «правды о коммунизме», а его роман «1984» и сказка «Ферма животных» продолжают издаваться на разных языках, и были даже экранизированы. Авторитет Оруэлла, которого юбилейные сладкопевцы не устают преподносить в качестве несомненного «учителя морали» со страниц газет и экранов телевидения, настолько раздут, что о нем почтительно отзываются даже люди левых взглядов. А ведь именно борьба с «коммунизмом» была центральной темой Оруэлла. Являлся ли он тем бескорыстным борцом против тоталитаризма за свободу, которым его представляют обычно?
Соцзаказ на «прививку против коммунизма»
Если читать романы Оруэлла с художественной точки зрения, то отец «1984-го» предстанет перед нами писателем весьма посредственным. Несомненно, если бы он так и остался лишь автором романов «Собачья жизнь в Париже и Лондоне» или «Дочь священника», то вряд ли попал бы в анналы всемирной литературы, а почитатели его творчества из престижных изданий не посвящали бы ему сегодня передовиц. Прославился Оруэлл именно как автор двух политических памфлетов отчетливой антилевой направленности.
Ему повезло, что он попал «в струю»: «Ферма животных» (1945) и «1984» (1948 – Оруэлл просто переставил местами две последние цифры выхода книги в свет) вышли как раз во время маккартистской «охоты на ведьм» в США и борьбы с «коммунистическим влиянием» в Европе. Сказка про «революцию животных» и сегодня изучается в младших классах английских школ в качестве «прививки против коммунизма». За книги ухватились именно как за обоснование того «почему мы должны сбросить атомную бомбу на коммуняк». Оруэлл лишь почувствовал социальный заказ и написал то, что от него ждали.
После победы 1945 года авторитет Советского Союза был крайне высок, так высок, что американцы вынуждены были полицейскими методами бороться с «коммунистическим влиянием» не где-нибудь, а на «фабрике грёз», в Голливуде. Поэтому книги и оказались востребованными – как оружие против очевидных левых симпатий послевоенной интеллигенции. «Разочаровавшийся социалист» (вообще распространенная фигура в арсенале «холодной войны») Оруэлл, предложивший свои услуги в этот момент, пришелся ко двору.
Шанс Снежка
«Я попытался проанализировать теорию Маркса с точки зрения животных. – пишет Оруэлл в предисловии к «Ферме животных». – Для них было очевидно, что концепция классовой борьбы в человеческом обществе — чистая иллюзия, поскольку, когда надо было эксплуатировать животных, все люди объединялись против них. Настоящая борьба велась между людьми и животными». В «Ферме животных» звери восстают против человека, пытаясь построить свой звериный социализм. Из этой затеи ничего не получается, так как свиньи занимают место хозяев-людей. В современной экранизации к сказке Оруэлла приделан еще и «хэппи-энд»: тоталитарная власть свиней свергнута, на ферму возвращается семья людей, животные очень рады…
Подчиняйтесь хозяевам жизни, служите им верой и правдой, иначе на их место сядет еще кто похуже, какая-нибудь революционная свинья, – такова нехитрая мораль притчи Оруэлла. Мораль холопская, верноподданническая. Сравнение людей труда с животными, которым самой природой предписано подчиняться хозяину, почему-то считается у нас признаком какого-то особенного демократизма. Но это не демократия. Считать народ «быдлом», которое во избежание неприятностей нужно крепко держать в узде, – худшая форма хамства и жлобства, не имеющая ничего общего с подлинным демократизмом. Считать, что равенство несовместимо со свободой – значит быть адвокатом худшего деспотизма и худшей аристократии – аристократии богатства.
Эту особенность оруэлловского произведения вскрыл американский писатель Джон Рид (John Reed, род. 1969). В 2002 году он написал пародию-продолжение к «Ферме животных» – «Шанс Снежка». В книге Рида свинья-изгнанник Снежок возвращается на Ферму и «восстанавливает капитализм». Он меняет лозунг «Все животные равны» на лозунг: «Все животные родились равными, кем они стали – их личное дело». Как и в случае с нашей постсоветской историей, «кем-то» стали немногие, в том числе сам Снежок, а большинство животных снова оказались в узде. Чтобы избежать «социального взрыва» Снежок умело настраивает обитателей Фермы против бобров, живущих на плотине по соседству. Бобров обвиняют в том, что они подгрызли «мельницы-близнецы» на Ферме. Заканчивается книга тем, что животные требуют мести: «Убей бобра! Убей! Убей!».
Интересно, что «Ферма животных» была написана в военном 1943 году, и тогда она не была пропущена в печать британской военной цензурой – слишком уж откровенно она работала против союзнического СССР, а значит – в интересах нацизма. Тегеранская конференция союзников, где были определены совместные действия против гитлеровской Германии, описана Оруэллом как крайне аморальный и развратный совместный пир людей и свиней. Можно сказать, что Оруэллу просто не повезло – живи он в Германии, сказку, безусловно, опубликовали бы большим тиражом, а автор получил бы от Рейха какую-нибудь премию.
Увидела свет «Ферма» только в 1945 году, когда не Гитлер, а уже СССР стал главным врагом – «империей зла». Тогда и подобная «правда о коммунизме» перестала считаться пронемецкой пропагандой, а стала здравым предостережением против «социалистических иллюзий» английских рабочих и интеллигентов. Кстати, именно после выхода сказки британские спецслужбы перестали считать Оруэлла, имевшего до этого репутацию «левого», угрозой национальной безопасности. Но отношения Оруэлла с британским Большим Братом на этом не закончились.
Океания – рядом?
Критика неоднократно писала, что сюжет «1984» вплоть до ряда мелких деталей списан из романа «Мы» Замятина. Впрочем, это не сильно скрывал и сам Оруэлл, прочитавший «Мы» за два года до выхода в свет своей антиутопии.
Замятина многое роднит с Оруэллом. В частности, он относится к тому же типу «раскаявшихся» революционеров – социал-демократ в 1905 году, он разочаровывается во всем после ее поражения революции, а роман «Мы» проникнут столь же глубоким пессимизмом по поводу будущего человечества, как и «1984». Единственное, что Оруэлл привнес в сюжет «своего» - это весьма оригинальный язык повествования, до сих пор использующийся в журналистике. Такие термины, как «новояз», «двоемыслие», «пятиминутка ненависти» прочно вошли в наш язык, как бы доказывая, что все эти явления присущи не только гипотетическому «тоталитаризму», но и нашей с вами политической реальности.
Внимательный критик замечает, что Океания Оруэлла имеет больше общих черт с современной ему Британией, чем с Советским Союзом:
«В самом деле, – пишет Исаак Дойчер, – общество, описанное в «1984», воплощает все, что он ненавидел и терпеть не мог в собственном окружении: однообразие и скуку английского промышленного пригорода, «грязное, закопченное и вонючее» уродство которого Оруэлл передал в своем натуралистическом, однообразном, гнетущем стиле; нормирование продуктов и правительственный контроль, которые Оруэлл наблюдал в Англии военного времени; «дрянные газеты, в которых нет почти ничего, кроме спорта, криминала и астрологии, пятицентовые бульварные рассказы, фильмы, пропитанные сексом» и так далее. Оруэлл хорошо знал, что таких газет в сталинской России нет и недостатки сталинской прессы совершенно иного рода… Легко увидеть, какие именно черты партии в «1984» скорее высмеивают английскую партию лейбористов, чем советскую коммунистическую партию. Министерство правды является очевидной карикатурой на лондонское министерство информации военных лет».
Нетрудно заметить, что в романе Оруэлла отсутствуют как раз те черты, которые отличали СССР от государств Запада того времени – бесплатное образование и медицина, поддержка культурного развития масс, ликвидация вопиющего неравенства. Наоборот, против воли автора, общество Океании получилось похожим скорее на общество позднего капитализма. Известный психолог и философ Эрих Фромм пишет, что читатель найдет в «1984» множество «черт современной западной цивилизации, если, конечно, сам сможет переступить через своё «двоемыслие»». Кошмары Океании потому и пугают так интеллигентов современного общества, из которого, казалось бы, призрак коммунизма изгнан окончательно и бесповоротно, что именно в современности человек оказывается бессильным перед монстрами гигантских корпораций или бюрократического государства, предстающими машиной Матрицы, контролирующей все и вся. Идея же революционного освобождения от этой Матрицы, напротив дают надежду среди оруэлловского мрачного кошмара.
Сам Оруэлл не признает родства Океании с Британией, страной «с относительно справедливыми законами, страна, в которой можно доверять официальным сообщениям и статистическим данным». Признавая, что «Англия не является стопроцентной демократической страной. Это капиталистическое государство, сохранившее классовые привилегии (даже теперь после войны, способствовавшей тенденциям к равенству), а также немалые различия в имущественном отношении», он, тем не менее, готов защищать свою родину в качестве общества гораздо лучшего, чем любой «тоталитарный» социализм.
«1984-й» писался, в то время как британская армия утопила в крови народные восстания в Малайе и Греции, после того как бомбы союзников сравняли с землей Дрезден – город без военных целей, где погибло 400 тысяч женщин, детей и стариков. В то время как Индия, Пакистан и Бирма, где Оруэлл служил в колониальной жандармерии, были раздавлены железной пятой британского империализма, не говоря уже об африканских владениях короны, которые останутся под военным и политическим контролем Империи до 1960-х годов. Еще один штрих к портрету «гуманиста» и «борца с тоталитаризмом».
Плагиат
Но вернемся к вопросу о плагиате. Многие знают о родстве «Мы» и «1984», но «Ферма животных» считается оригинальной задумкой Оруэлла. Однако, это не так. В этом случае Оруэлл также черпал вдохновение у другого автора, а именно – неизвестного публициста XIX века, написавшего рассказ «Скотской бунт». Рассказ приписывается известному историку Николаю Костомарову, поскольку он был найден после смерти среди его бумаг. На деле он, видимо, написан одним из публицистов «охранительного» направления, а не либеральным историком Костомаровым. В рассказе животные также восстают против хозяев, однако, на этот раз пародируется история не СССР, а освободительного движения середины XIX века.
«Добьемся равенства, вольности и независимости, возвратим себе ниспроверженное и попранное достоинство живых скотов, – обращается к своим соплеменникам бык-революционер, – вернем те счастливые времена, когда скоты были еще свободны и не подпадали под жестокую власть человека. Пусть станет все так, как было в иное блаженное, давнее время: снова все поля, луга, пастбища, рощи и нивы — все будет наше, везде будем иметь право пастись, брыкать, бодаться, играть... Заживем в полной свободе и в совершенном довольстве. Да здравствует скотство! Да погибнет человечество!»
Рассказ был впервые опубликован в 1917 году в правом журнале «Нива» в качестве антибольшевистской агитки. Быки, коровы, волы и лошади в рассказе символизируют крестьянство, свиньи – рабочих, а домашняя птица – интеллигенцию. В отличие от «Фермы животных» хозяевам удается подавить скотский бунт. Крупный скот получает свободу (реформа 1861 года), свиней подавляют силой, а курам и уткам объясняют, что они все равно летать не умеют и на воле не выживут. С наступлением зимы коровы и лошади также вынуждены были вернуться в хлев. Зачинщиков пустили под нож, остальные животные зажили по-прежнему.
Если «Скотской бунт» представляет собой развязную защиту крепостничества и царского деспотизма, то «Ферма животных» - это защита «демократических» деспотизма и эксплуатации «свободного» рынка. Но общая элитаристская, антидемократическая направленность обоих произведений очевидна. Стоит ли повторять, что подобное отношение к народу и есть действительное скотство?
Однако, если анонимный реакционный публицист Империи Романовых был оригинален в своем скотстве, то писатель Империи Виндзоров даже в этом был всего лишь плагиатчиком.
Стукачество
Но плагиат и следование социальному заказу богатых и сильных не исчерпывают картину морального падения Оруэлла. В условиях развернувшейся в послевоенные годы маккартистской охоты за действительным и мнимыми коммунистами, в особенности в сфере культуры и искусства, «борец с тоталитаризмом» принял в ней активнейшее участие. В недавно рассекреченном досье МИ-5 на Оруэлла есть текст его доноса на ведущих британских интеллектуалов того времени – всего великий гуманист вел досье на 130 человек. Вот фрагмент из его доноса на «коммунистов»:
«ЧАПЛИН, Чарльз. (Англо-американец). (Еврей?). РАБОТА: фильмы.
ПРИСТЛИ Дж.Б. РАБОТА: писатель, радиоведущий... Очень симпатизирует коммунизму, возможно, у него есть какие-то связи с коммунистами. Настроен против США.
ШОУ, Дж.Б. РАБОТА: драматург. С коммунистами не связан, но настроен прорусски по всем основным вопросам».
Характеристики, даваемые своим коллегам по работе, не отличаются политкорректностью: «английский еврей», «имеет склонность к гомосексуализму».
Так, поступив на службу в «Министерство Правды» в качестве рядового информационной войны против СССР, Оруэлл через некоторое время оказался и в агентах «Министерства Любви». Коготок увяз – всей птичке пропасть.
Доносы Оруэлла опубликованы газетой «Guardian» в 1996 году, однако это не мешает отечественным журналистам писать об Оруэлле ни полсловом не обмолвившись о его стукачестве. Возможно, они, как и их кумир, считают, что в борьбе с «тоталитарным коммунизмом» все средства хороши?
Что же остается от репутации гуманиста Оруэлла? Плагиат? Следование социальному заказу? Стукачество? Ах да! Он воевал в Испании на стороне республиканских сил, против фашизма. Но именно испанская гражданская война стала отправной точкой ренегатства Оруэлла, отказа от социалистических убеждений молодости. Вероятно, испанские рабочие, крестьяне и интеллигенты, с которыми он воевал рука об руку, и стали прототипами презираемых свиней и баранов в «Ферме животных».
Борьба за свободу и равенство безнадежна, а жертвы этой борьбы бессмысленны, любая попытка организации общества на более справедливых началах ведет к тоталитарному кошмару, - вот нехитрая мысль Оруэлла. Именно эта идеология писателя, а вовсе не его сомнительнее литературное мастерство, привлекает сегодня сытых самодовольных хозяев жизни, считающих народ – баранами, а революционеров – свиньями. Вернувшиеся в нашу страну «Снежки» щедро оплачивают такую «борьбу против тоталитаризма».
Добавление к статье: для левых
Этот текст, опубликованный на Инфопорне, вызвал не только ожидавшиеся мною атаки справа, но также и неожиданные – слева. Основной лейтмотив «левых» критиков моей критики Оруэлла – то, что писатель осуждал «сталинский коммунизм», а не «коммунизм вообще». Оставим в стороне вопрос, а мог ли в те годы быть какой-то другой коммунизм, кроме сталинского. Представим себе, что мог. Однако, Оруэлл был противником не только так называемого «сталинизма», но и любой революционной власти, покушающейся на «демократию» богачей. Вот фрагмент из его статьи «В ожидании Большого Брата»:
«Все грехи советского режима не объясняются исключительно личной порочностью Сталина... Они были предопределены с самого начала целями большевиков, самой их природой. Возможно, положительным моментом для престижа Ленина оказалась его ранняя смерть... Главное же в диктатуре – это отрицание коренных ценностей демократии. Если однажды вы решились на диктатуру, то Сталин или кто-нибудь, подобный Сталину, всегда найдется... Советская система... видимо, не многим отличается от фашизма.»
Как видим, здесь полный набор антикоммунистических штампов. Революция изначально греховна, так как покушается на «демократию вообще», не раз высмеянную Лениным. Сама «природа» большевиков недемократична. Советский Союз = фашизму. Кто осмелится говорить, что эти утверждения может повторять человек левых взглядов?
Еще больший заряд антикоммунизма содержится в характеристике, которую Оруэлл дает молодым британским интеллектуалам, симпатизирующим коммунизму. На них он позднее будет стучать в МИ-5.
«А молодые писатели тридцатых годов потянулись к коммунистической партии. Им просто тоже надо было во что-то верить. В коммунизме были и церковь, и армия, и ортодоксия, и дисциплина... - а рядом находился вождь. Все те привязанности и предрассудки, которые, казалось, отверг интеллект, возрождались в слегка замаскированном виде. Патриотизм, религия, империя, слава – все теперь воплощалось в одном слове – Россия. Отец, король, лидер, герой, спаситель – все объединялось в одном слове — Сталин. Бог – Сталин. Дьявол – Гитлер. Небо – Москва. Ад – Берлин. Все бреши были заполнены. Так, в конце концов, «коммунизм» для английского интеллектуала — это нечто объяснимое. Это – патриотизм людей, утративших национальное чувство.»
Вот так ренегат коммунизма Оруэлл оправдывает свое предательство. Оказывается, стремление к социальной справедливости, ликвидации пропасти между бедными и богатыми, которое символизировал в те годы Советский Союз – это нечто сродни католической вере. «Это – патриотизм людей, утративших национальное чувство». Оруэлл его не утратил. Как истинный патриот, он разоблачил козни «агентов Москвы» – как в романах, так и в «эпистолярных произведениях» – доносах.
Как истинный патриот Империи, Оруэлл ставит антиимпериалиста Ганди в один ряд с Гитлером, Франко и Салазаром: национальные движения, пишет он, «принимают антидемократические формы, группируются вокруг обожествляемых вождей (Гитлер, Сталин, Салазар, Франке, Ганди, Де Валера и им подобные) и исходят из того, что цель оправдывает средства». Конечно, как посмел этот Ганди выступать против «демократической» Англии, «страны Habeas Corpus Act»! Пусть выбирают средства, а лучше вообще откажутся от борьбы с нами – белыми британскими хозяевами! Даже умеренный ирландский патриот де Валера подвергается осуждению. Видимо за то, что принял участие в Пасхальном восстании с целью освободить Изумрудный Остров от власти британской короны, патриотом которой был Джордж Оруэлл, наемник колониальной жандармерии.
Итак, Оруэлл на стороне «демократической» Британии против грязных, чумазых, антидемократических народов Третьего Мира и СССР. Это позиция. Но позиция отнюдь не левая.
Другой способ защиты Оруэлла – сказать, что, мол, Толстой и Бальзак тоже лично были людьми отнюдь не прогрессивных взглядов, но их произведения объективно служили интересам народа и т.д., что было показано марксистским эстетиком Мих.Лифшицем. Аргумент построен на аналогии, весьма поверхностной аналогии. Если когда-то псевдомарксисты от вульгарной социологии разоблачали Толстого за «реакционность» его идей, то это всегда на веки вечные делает невозможным появление действительно реакционных писателей. Если Достоевский и Бальзак, вопреки вульгарной социологии, не были защитниками корыстных интересов имущих классов, то это значит, что нигде и никогда не может быть писателей, которые защищают эти интересы – такова логика адвокатов Оруэлла.
Мих.Лифшиц, между прочим, объясняет почему Бальзак другие «великие консерваторы» были противниками «прогресса» их собственного времени. Почему они искали панацею от буржуазного прогресса с его разрушением всего «феодального, патриархального, идиллического» в «старом режиме», почему, чтобы раскрыть противоречия нового буржуазного общества, они часто вставали на сторону старого феодального. Оруэлл живет в другую эпоху. И оправдывать его реакционные взгляды тем же, чем оправданы реакционные взгляды Бальзака, означает, как минимум, полностью отказаться от историзма. То есть, Оруэлл реакционен по-другому, чем Бальзак, и оправдание Оруэлла Бальзаком – лишь ловкий адвокатский приемчик, не имеющий с подлинным марксизмом ничего общего.
Да и в истории русской литературы были не только Толстой и Достоевский, были Кавелины, Аксаковы, Щепетовы, тоже не лишенные таланта, был и анонимный автор «Скотского бунта», который пишет никак не хуже Оруэлла. Что мы теперь запишем всех этих писателей по ведомству прогресса, а их реакционные взгляды оправдаем тем, что, мол, и Бальзак не без греха?
Скажу больше. Если бы Толстой написал только «Зараженное семейство», а Достоевский только «Бесов», то они и были бы оруэллами (кавелиными, аксаковыми…) своего времени. Более талантливыми, не плагиаторами, но оруэллами. К счастью, они написали гораздо больше книг, которые вдохновляли революционеров и демократов царской Империи, направленность которых лежит по линии «к диктатуре пролетариата», как писал Мих.Лифшиц. Оруэлл же написал лишь против революционеров и настоящих демократов.
Докажите, пожалуйста, что Оруэлл своим художественным талантом равен Толстому и Достоевскому. Мне почему-то так не кажется. Посмотрите критические статьи об Оруэлле – все они так или иначе толкуют о политическом значении его произведений, а не о его художественных достоинствах. Художественные же «достоинства» сводятся к простой и емкой характеристике неизвестного критика, которого цитирует Дойчер: «политический комикс ужасов». Ссылаются на Эвальда Ильенкова, который в статье по совершенно другому поводу написал: «Этим вполне и объясняется то обстоятельство, что рационалистически ориентированные на реальность люди в конце концов, после более или менее продолжительных колебаний, либо принимают принципы коммунизма, либо впадают в социальный пессимизм, выраженный не только в теоретической литературе, но и в таких шедеврах искусства, как «1984» Джорджа Оруэлла или как «Молчание» Ингмара Бергмана». Я думаю, что здесь мы имеем право не согласиться с Ильенковым в его оценке произведения Оруэлла. В другом месте Ильенков написал о «музе философии», посещающей Брежнева, значит ли это, что и тут мы должны соглашаться с философом? Да и смысл утверждения Ильенкова не в том, что «1984» – это шедевр, никаких доказательств он не приводит, а в том, что рационально настроенные люди или принимают коммунизм, или, как Оруэлл, впадают в безнадежный социальный пессимизм.
Оправдывать Оруэлла тем, что «нахрап» коммунизма рождает страх и «обратное течение», конечно, можно. Да вот только не плывет действительный писатель «по течению». Особенно, если это течение контрреволюционное. Ведь именно так называется течение, обратное революции, не правда ли? Меньшевики ведь тоже говорили, что «нахрап» рабочей революции родит «обратное течение» либеральной буржуазии, толкнет ее в объятия царизма.
Боюсь, что слепой торговец газетами в Нью-Йорке лучше понял объективное и политическое значение книг Оруэлла, чем его «левые» адвокаты.
Сообщение от Буковка
Ваши права
Ответить с цитированием