OUTCAST
08.08.2009, 18:31
Давно известный психологам и психиатрам послевоенный синдром. Возвращается боец с войны.
И начинает пить.
Потому что никому не может объяснить - что это, когда собираешь куски друга в ведро.
Потому что ты жив - а он нет.
И ты не можешь смотреть в глаза людям, ты изо всех сил хочешь вернуться туда - в смерть, в ненависть, в страх.
В жизнь.
Потому что тут - слабое подобие жизни. Тени вокруг. Ненастоящие тени.
И та ночная девочка под рукой, отчаянно пытающаяся вернуть тебя в 'реальный' мир - тоже тень.
Ты навсегда остался там.
Странно, но у поисковиков бывает такой же синдром.
Я не могу без слез смотреть фильмы о войне. Я не могу слышать военные песни. Я не могу читать о войне. Я не могу о ней рассказывать - свожу все к шуткам и хохмам. Начинает болеть сердце. Я не хочу больше на войну.
Но я смотрю эти фильмы, пою эти песни, читаю эти книги.
И пишу сейчас эти рассказы.
Потому что я возвращаюсь туда снова и снова.
Каждый день. Каждую ночь.
Сегодня снилось - как я ложусь под танк с гранатой. Это не мой сон.
Я - книжный мальчик. Я вырос в семидесятые-восьмидесятые.
Мы не знали войну. Мы не знали слова 'Афган'.
Война была киношной и книжной.
Мы выросли и попали в Чечню. Мой друг вернулся оттуда седым. Это от него я узнал, что самое страшное на войне - минометный обстрел.
Но я же не был на войне!
'Поиск' - это не война! Это память о войне!
Мы поем песни, пьем водку, ржем друг над другом и кидаем в костер патрончики.
Почему мне сняться чужие сны?
Я танки видел только в музеях и в кино.
Был сон - я прощаюсь с какой-то девочкой в черной комнате, а за ночным стеклом - полоски прожекторов. И я знаю, что мы больше никогда не встретимся. Ее убьют на фронте. И меня тоже убьют.
Просыпаюсь от того, что пытаюсь крикнуть, но не могу. Только мычу. Встаю, шлепаю босыми ногами на кухню. Ставлю чайник. И пью водку. Потом жадно курю в туалете. И также жадно читаю мемуары наших ветеранов. 'Я дрался с панцерваффе...'
Но я-то не дрался! Откуда такие сны?
Поисковый синдром...
После первой своей Вахты я приехал на студенческий турслет. И - честное слово! - я не понимал, разве можно вот так просто сидеть у костра и петь веселые песни? Они же там лежат и ждут! Нажрался так, что кинул гранату в костер.
Не пугайтесь. Она была без взрывателя. Лимонка. С толом, правда. Абсолютно безопасное развлечение. Тол прогревается, плавится, закипает, начинает гореть. Из дырочки начинает вырываться пламя, как из сопла ракеты. Гудит! Страшно гудит! Студенты разбегаются по кустам. Я пьяно ржу.
Две лимонки - восьмилитровый котел вскипает за пять минут. Если РГ - штук пять надо. Правда, вода покрывается темной пленочкой сгоревшего тола...
А потом я выпил еще и упал без сознания.
Выгоревшую лимонку кто-то стырил.
А один придурок из наших, как-то кинул такую пустую гранату в окно машины. Только за то, что водила деньги с него стал требовать за проезд.
Менты потом в общагу приехали, обыски устраивали. Ничего не нашли. К тому времени, мы уже все, что можно бахнули.
Поисковый синдром...
Я не знаю - что это такое.
Я его только описать могу.
Это когда ты после посещения Поклонной Горы уходишь в кусты, садишься на корточки и начинаешь выть как собака сквозь слезы.
Это когда после услышанной случайно немецкой речи идешь к ближайшему ларьку и покупаешь любую спиртосодержащую жидкость, лишь бы покрепче.
Это когда ты не можешь играть за немцев в компьютерные игрушки, потому что не можешь убивать своих.
Это когда 22 июня в четыре утра ты идешь с двумя сигаретами к Вечному Огню.
Я знаю, как избавиться от него.
Не ездить на Вахту.
Не хочу избавляться...
Заключение.
Я не знаю, смог ли я рассказать - что такое для меня война. Для меня - не служившего в армии и никогда не воевавшего.
Для меня и для моих друзей.
Вряд ли смог. Потому что это невозможно рассказать. Я сейчас пишу эти строки и снова ком в горле. У меня снова сегодня приступ поискового синдрома. Так я это для себя называю. Я не укоряю вас в том, что вы это не можете понять. Мне это и не надо. Более того.
Любой, кто начинает мне сочувствовать и 'понимающе' кивать головой - становиться для меня - почему?!? - врагом. А тот, кто меня начинает хаять за это - того я понимаю... Почему? Я не знаю.
Лучше молчать, да... Так я себя честнее чувствую. Не знаю почему. Не спрашивайте. Иначе мне стыдно. Что так, что так - стыдно. Поэтому - лучше промолчать.
А я все равно - говорю!
Многие ли из вас могут понять - как это? - заходить живым к убитому домой? Я и сам это не понимаю. Я не люблю встреч с родственниками.
Нет. Не так, как это делают офицеры, чьи пацаны легли под бандитскими пулями. Им гораздо тяжелее.
Наши родственники радуются. Радуются тому, что их прадеды - от которых остались лишь редкие фотографии - вдруг нашлись.
Странная вещь эта жизнь...
Есть те, кто плачут, есть те, кто радуются. А есть те, кто выпячивают себя на фоне своих убитых дедов... Есть. Я видел. Не хочу об этом говорить. Но это есть.
Я понимаю. Легче хоронить деда, чем внука. Отца, чем сына.
Если к тебе, читатель, придет поисковик и протянет весточку из прошлого...
Помни. Твой дед погиб пацаном. Он успел малое в своей жизни.
Он не успел слетать в космос или написать книгу. Он мало, что успел.
Он успел только сделать твоего отца и поймать в грудь пулю. Пулю, которая не досталась тебе.
Да, да... Именно тебе! Потому что иначе он бы вместе с тобой сгорел бы в концлагере... И никто не знает - как бы этот лагерь назывался? Аушвиц? Балаково? Котельнич?
Не смотрите с ухмылкой на пацанов, одевающих дома камуфляж. Не стоит. Этот камуфляж - единственное звено между ними и нами.
Не стоит нас понимать. Не надо.
Есть простые вещи в этом мире. Очень простые.
Я.
Ты.
А между нами ведро с костями твоего и моего деда.
Нашего деда.
Знаешь, читатель, я завидую им. Да, именно тем пацанам, чьи куски мы носим в мешках из-под сахара, каждую весну. Я завидую им.
У них была жизнь.
У нас, вроде бы, тоже есть.
Бегаем за деньгами по городам и весям. Пыжимся, стараемся.
Я бы хотел иметь смыслом жизни - поймать ту пулю, которая не достанется другому. Я идиот, правда? Да не стесняйтесь. Я - идиот. Я не хочу бегать за баблом. Мне надоело. Я устал выживать. Я хочу жить. Пусть хотя бы одну секунду.
Иногда мне кажется - нет! Это не я! Это не мы! Это не я лежал под танками на Лезнинском плацдарме. Это не я шел в атаку на кинжалы пулеметов под Водосом. Это не я жрал толовые шашки в Демянске. Это не я вытекал кровью в снег под Тверью. Это не я бежал с палкой в руке на Синявинские высоты. Это не меня накрыло минометами на Мекензиевых горах.
Это не меня. Жаль.
Это не нас...
Сны... Почти четыре утра сейчас. Сегодня опять присниться поисковый сон. Я знаю. Я привык к этому. Я чувствую их. Почти под утро я лягу спать. Когда проснусь - первое, что мне захочется - выпить. Потому что...
http://zhurnal.lib.ru/i/iwakin_a_g/pr.shtml
хотел как то прокомментировать, но слов не нашел.....
И начинает пить.
Потому что никому не может объяснить - что это, когда собираешь куски друга в ведро.
Потому что ты жив - а он нет.
И ты не можешь смотреть в глаза людям, ты изо всех сил хочешь вернуться туда - в смерть, в ненависть, в страх.
В жизнь.
Потому что тут - слабое подобие жизни. Тени вокруг. Ненастоящие тени.
И та ночная девочка под рукой, отчаянно пытающаяся вернуть тебя в 'реальный' мир - тоже тень.
Ты навсегда остался там.
Странно, но у поисковиков бывает такой же синдром.
Я не могу без слез смотреть фильмы о войне. Я не могу слышать военные песни. Я не могу читать о войне. Я не могу о ней рассказывать - свожу все к шуткам и хохмам. Начинает болеть сердце. Я не хочу больше на войну.
Но я смотрю эти фильмы, пою эти песни, читаю эти книги.
И пишу сейчас эти рассказы.
Потому что я возвращаюсь туда снова и снова.
Каждый день. Каждую ночь.
Сегодня снилось - как я ложусь под танк с гранатой. Это не мой сон.
Я - книжный мальчик. Я вырос в семидесятые-восьмидесятые.
Мы не знали войну. Мы не знали слова 'Афган'.
Война была киношной и книжной.
Мы выросли и попали в Чечню. Мой друг вернулся оттуда седым. Это от него я узнал, что самое страшное на войне - минометный обстрел.
Но я же не был на войне!
'Поиск' - это не война! Это память о войне!
Мы поем песни, пьем водку, ржем друг над другом и кидаем в костер патрончики.
Почему мне сняться чужие сны?
Я танки видел только в музеях и в кино.
Был сон - я прощаюсь с какой-то девочкой в черной комнате, а за ночным стеклом - полоски прожекторов. И я знаю, что мы больше никогда не встретимся. Ее убьют на фронте. И меня тоже убьют.
Просыпаюсь от того, что пытаюсь крикнуть, но не могу. Только мычу. Встаю, шлепаю босыми ногами на кухню. Ставлю чайник. И пью водку. Потом жадно курю в туалете. И также жадно читаю мемуары наших ветеранов. 'Я дрался с панцерваффе...'
Но я-то не дрался! Откуда такие сны?
Поисковый синдром...
После первой своей Вахты я приехал на студенческий турслет. И - честное слово! - я не понимал, разве можно вот так просто сидеть у костра и петь веселые песни? Они же там лежат и ждут! Нажрался так, что кинул гранату в костер.
Не пугайтесь. Она была без взрывателя. Лимонка. С толом, правда. Абсолютно безопасное развлечение. Тол прогревается, плавится, закипает, начинает гореть. Из дырочки начинает вырываться пламя, как из сопла ракеты. Гудит! Страшно гудит! Студенты разбегаются по кустам. Я пьяно ржу.
Две лимонки - восьмилитровый котел вскипает за пять минут. Если РГ - штук пять надо. Правда, вода покрывается темной пленочкой сгоревшего тола...
А потом я выпил еще и упал без сознания.
Выгоревшую лимонку кто-то стырил.
А один придурок из наших, как-то кинул такую пустую гранату в окно машины. Только за то, что водила деньги с него стал требовать за проезд.
Менты потом в общагу приехали, обыски устраивали. Ничего не нашли. К тому времени, мы уже все, что можно бахнули.
Поисковый синдром...
Я не знаю - что это такое.
Я его только описать могу.
Это когда ты после посещения Поклонной Горы уходишь в кусты, садишься на корточки и начинаешь выть как собака сквозь слезы.
Это когда после услышанной случайно немецкой речи идешь к ближайшему ларьку и покупаешь любую спиртосодержащую жидкость, лишь бы покрепче.
Это когда ты не можешь играть за немцев в компьютерные игрушки, потому что не можешь убивать своих.
Это когда 22 июня в четыре утра ты идешь с двумя сигаретами к Вечному Огню.
Я знаю, как избавиться от него.
Не ездить на Вахту.
Не хочу избавляться...
Заключение.
Я не знаю, смог ли я рассказать - что такое для меня война. Для меня - не служившего в армии и никогда не воевавшего.
Для меня и для моих друзей.
Вряд ли смог. Потому что это невозможно рассказать. Я сейчас пишу эти строки и снова ком в горле. У меня снова сегодня приступ поискового синдрома. Так я это для себя называю. Я не укоряю вас в том, что вы это не можете понять. Мне это и не надо. Более того.
Любой, кто начинает мне сочувствовать и 'понимающе' кивать головой - становиться для меня - почему?!? - врагом. А тот, кто меня начинает хаять за это - того я понимаю... Почему? Я не знаю.
Лучше молчать, да... Так я себя честнее чувствую. Не знаю почему. Не спрашивайте. Иначе мне стыдно. Что так, что так - стыдно. Поэтому - лучше промолчать.
А я все равно - говорю!
Многие ли из вас могут понять - как это? - заходить живым к убитому домой? Я и сам это не понимаю. Я не люблю встреч с родственниками.
Нет. Не так, как это делают офицеры, чьи пацаны легли под бандитскими пулями. Им гораздо тяжелее.
Наши родственники радуются. Радуются тому, что их прадеды - от которых остались лишь редкие фотографии - вдруг нашлись.
Странная вещь эта жизнь...
Есть те, кто плачут, есть те, кто радуются. А есть те, кто выпячивают себя на фоне своих убитых дедов... Есть. Я видел. Не хочу об этом говорить. Но это есть.
Я понимаю. Легче хоронить деда, чем внука. Отца, чем сына.
Если к тебе, читатель, придет поисковик и протянет весточку из прошлого...
Помни. Твой дед погиб пацаном. Он успел малое в своей жизни.
Он не успел слетать в космос или написать книгу. Он мало, что успел.
Он успел только сделать твоего отца и поймать в грудь пулю. Пулю, которая не досталась тебе.
Да, да... Именно тебе! Потому что иначе он бы вместе с тобой сгорел бы в концлагере... И никто не знает - как бы этот лагерь назывался? Аушвиц? Балаково? Котельнич?
Не смотрите с ухмылкой на пацанов, одевающих дома камуфляж. Не стоит. Этот камуфляж - единственное звено между ними и нами.
Не стоит нас понимать. Не надо.
Есть простые вещи в этом мире. Очень простые.
Я.
Ты.
А между нами ведро с костями твоего и моего деда.
Нашего деда.
Знаешь, читатель, я завидую им. Да, именно тем пацанам, чьи куски мы носим в мешках из-под сахара, каждую весну. Я завидую им.
У них была жизнь.
У нас, вроде бы, тоже есть.
Бегаем за деньгами по городам и весям. Пыжимся, стараемся.
Я бы хотел иметь смыслом жизни - поймать ту пулю, которая не достанется другому. Я идиот, правда? Да не стесняйтесь. Я - идиот. Я не хочу бегать за баблом. Мне надоело. Я устал выживать. Я хочу жить. Пусть хотя бы одну секунду.
Иногда мне кажется - нет! Это не я! Это не мы! Это не я лежал под танками на Лезнинском плацдарме. Это не я шел в атаку на кинжалы пулеметов под Водосом. Это не я жрал толовые шашки в Демянске. Это не я вытекал кровью в снег под Тверью. Это не я бежал с палкой в руке на Синявинские высоты. Это не меня накрыло минометами на Мекензиевых горах.
Это не меня. Жаль.
Это не нас...
Сны... Почти четыре утра сейчас. Сегодня опять присниться поисковый сон. Я знаю. Я привык к этому. Я чувствую их. Почти под утро я лягу спать. Когда проснусь - первое, что мне захочется - выпить. Потому что...
http://zhurnal.lib.ru/i/iwakin_a_g/pr.shtml
хотел как то прокомментировать, но слов не нашел.....