Цитата:
В последние месяцы современники всё чаще жалуются мне на жизнь так, будто они бутоны.
-- Я ощущаю себя нераскрывшимся, - неуверенным дискантом зачинают они, – у меня бывают суперские авантюрные идеи, но сейчас тупо нет возможности их реализовать на нормальном уровне.
Несмотря на флибустьерский зачин, от носителей суперских идей, однако, совсем не брызжет яростными пиратскими желаниями – например, выпить весь коньяк Франции, захватить что-нибудь горнообогатительное и освоить сразу всех финалисток краевого конкурса красоты. Напротив, если вслушаться в лепет современника – становится ясно: он вовсе не хочет успеха образца двадцатилетней давности. То, что жалобщик пользуется готовыми словами про Идеи и Суперский Потенциал – объясняется лишь тем, что собственного языка и логики у него ещё нет. Выразить тоску по справедливости и доброте в рамках готтентотской морали – задача небанальная: попробуйте сделать это на языке, в котором понятие «справедливость» складывается из слов «я-украл-у-соседа-корову».
О том, откуда у современника взялся этот чужой, неподходящий язык и эти чужие, неподходящие мысли, стоит поговорить подробнее. Они достались ему в наследство. Говоря коротко, только что на наших глазах в мире завершилась эпоха т.н. «биомассовости» – массовой раздачи людям готовых серийных биографий. И оставшегося без них современника ломает.
История биомассовости как явления насчитывает около ста лет. Её эпоха наступила на наш мир по неосторожности -- в 1910-х годах минувшего века. Это был ещё мир, когда биографии доставались либо от рождения угадавшим мелодию аристократам, либо забритым в армию неудачникам. Однако первые вдруг весьма опрометчиво решили, что к их внутриклассовому чемпионату было бы эффективно привлечь побольше статистов. И стали бросать друг на друга не стотысячные, как прежде, а десятимиллионные армии, вооруженные самой демократичной формой абсолютной власти с примкнутыми штыками.
Результат был немного предсказуем. Началась – и полвека длилась, как верно отметил мой коллега – эпоха массовой раздачи всем желающим и нежелающим высоких драматических ролей: миллионы прометеев совершали свои самоубийственные массовые выступления и гроздьями бывали прикованы к скалам; миллионы пенелоп ждали своих одиссеев и иногда дожидались; десятки миллионов телемаков мужали и рвались мстить обидчикам.
Массовый эпос в Европе выдохся приблизительно через полвека, сменившись не менее величественным, но более мирным жанром. Дети телемаков получили от времени уже не эпос, а распределение на массовую производственную драму. Последняя показала прекрасный старт, прорвавшись в Космос и придушив голод – однако через пару десятилетий завязла в подробностях и выродилась в другую массовую драму, мещанскую. Эта эпоха с такой чудовищной безжалостностью отображена в культовом фильме ужасов «Гараж» от мастера социального хоррора Э.Рязанова, что добавить к нему практически нечего.
Наконец, случились окончательное вырождение и распад трагедии. Около двух десятилетий назад бедное передовое человечество загнали в массовый плутовской роман. Люди, выросшие среди остатков постоянства, попали в зыбкий мир, где и сама реальность, и ее трактовки менялись с галлюциногенной скоростью. Стальной город Детройт на глазах растворялся в воздухе – зато из безлюдных бедуинских песков на другом конце мира нагло вылезал какой-то необоснованный Дубай; европейские страны, ещё недавно рвавшие друг друга на части, вдруг стали сливаться в экстазе – а монолитный заснеженный йотунхейм, где, по общему мнению, жили одинаковые люди в одинаковых ушанках, расползся на два десятка совершенно различных частей.
В этом мире – а в особенности на постсоветском его участке – массы оказались ушиблены из-за угла пыльным личным благосостоянием. Современное нам поколение 35-55-летних – кто с краской на щеках, а кто и с ностальгией – почти поголовно может вспомнить, как оно было массовым отцом Фёдором и тысячеголовым Ласарильо с Тормеса. Как оно устраивало «Supper Disko» в школе и размножало календарики с Брюсом Ли на фотобумаге, как открывало в своих НИИ инженерные кооперативы «Степановский Кефир» по пошиву джинсов; как издавало газету «Эротические тайны»; как пыталось выращивать кроликов на своих шести сотках. Как позже покупало в долг машину, чтобы заработать на ней на кредит на дачу; и множество более постыдных вещей.
Этот массовый плутовской роман закончился как положено: наиболее удачливые жертвы биомассовости поступили в управдомы, менее удачливые вернулись в козлевичи, совсем уж неудачники -- оказались погребены в чистом поле под бетонной плитою. Эпоха завершилась, и сегодня никаких гарантированных массовых биографий ни у кого просто нет: не существует даже доступных по цене «каталогов биографий», к которым передовые страны успели было привыкнуть.
И уж тем более в наступившей бессюжетности нет места для массового обладателя винтовки: между обычным человеком и специалистом по его ликвидации пролегла та же финансовая пропасть, что отделяла старое доброе крестьянство от старого доброго конника в железе и при оруженосце. В биомассовости больше нет нужды -- и между достойными судьбы и недостойными её снова торопливо водружается замковая стена. Недостойным, как обычно, назначается подавляющее большинство – однако это большинство настолько устало от погони за брильянтами и стульями, что не может даже сообразить, в какую сторону и чем возмущаться.
…Единственное, что остаётся массовому современнику, лишенному биомассовости – самому придумать себе следующий всеобщий биографический жанр.
От себя лично я предлагаю роман воспитания.
