Правые идеи в Германии все популярнее, но нынешняя политическая система пока не смогла их вобрать в себя. Поэтому вероятность нарастания правого радикализма среди немцев остается высокой
Известие о разоблачении на востоке страны неонацистской «террористической ячейки» в ноябре 2011 года произвело в СМИ эффект разорвавшейся бомбы. «Адское трио» — сын профессора, строитель-подмастерье и безработная женщина, всем за тридцать, все выросли в университетском городе Йене в благополучных семьях. С 1990-х годов они были активными членами местной правонационалистической организации «Тюрингская защита родины», а в 1998-м, когда ими заинтересовалась полиция, ушли в подполье. С тех пор они ездили по стране и убивали иностранных сограждан южного происхождения. Поскольку среди жертв было немало владельцев турецких закусочных, серия убийств получила у полицейских название «Döner-Mоrde» («убийства шаурмы»). Кстати, еще в начале 1990-х годов «Тюрингская защита родины», обеспокоенная наступлением турецкого лакомства на исконно немецкий продукт, провозгласила лозунг «Сосиска вместо шаурмы!».
Мощно вооруженное трио убивало бы «шаурму» и дальше, но попалось на неудачном ограблении банка. Мужчины покончили с собой; женщина, не участвовавшая в грабеже, узнав о гибели соратников, отнесла двух своих кошек соседям, потом подожгла квартиру и скрылась. Несколькими днями позже она добровольно сдалась полиции.
Разоблачение «террористической ячейки» повергло большинство немцев в шок — еще летом этого года в своем ежегодном отчете спецслужбы утверждали, что праворадикального терроризма в Германии нет. Но вдруг обнаружилось, что «Национал-социалистическое подполье», как называло себя трио, не просто жило все эти годы среди людей, но и обросло контактами, имело знакомства среди благополучных бюргеров среднего достатка и даже полицейских.
Политики возмущались и каялись с высоких трибун, СМИ говорили о новом, «коричневом», измерении терроризма и упрекали спецслужбы в их хронической «слепоте на правый глаз», правоведы рассуждали о возможностях запрета праворадикальной НДПГ, общественность организовывала демонстрации. Событие изобразили обидной неожиданностью, исключением из правил, было сказано много красивых слов о демократии, мультикультурализме и толерантности. Тема муссируется в СМИ и по сей день. Полиция расследует преступления «подпольщиков», спецслужбы ищут их контакты, а журналисты выясняют роль спецслужб в функционировании праворадикальных организаций. Однако лишь немногие задаются принципиальным вопросом: почему национал-социализм укрепился именно в новых федеральных землях, в бывшей ГДР, где антифашизм был не просто частью воспитания молодежи, но и официальной государственной доктриной?
Разные немцы
«Мы — народ! Мы — народ!» — этот речитатив, с которым восточные немцы в 1989 году «мирными демонстрациями» двинулись за потребительскими благами и твердой валютой Западной Германии, каждое немецкое государство понимало по-своему. На востоке слово «народ» звучало гордо: гегемон, трудящийся класс. Оно напоминало партийным элитам, чью волю они обязаны исполнять. На западе же, в «постнациональной демократии» старой ФРГ, к слову «народ» относились сдержанно, как и к прочим понятиям, дискредитировавшим себя в ходе национал-социалистической диктатуры. Нормы западногерманской политкорректности, после воссоединения двух немецких государств без изменения распространившиеся на восток страны, были настолько строгими, что даже реставрация здания рейхстага в начале 1990-х привела к политическим спорам среди западногерманских элит: оставить ли на нем старую надпись «немецкому народу» или заменить «народ» на «население». Жителям новых федеральных земель подобные споры были просто непонятны.
«Воссоединяясь» с Восточной Германией, старая ФРГ не просто расширила свои структуры на пять новых федеральных земель. Она приняла в себя государство иной политической культуры и недооценила при этом его потенциал. Последствия сказались лишь годы спустя.
Отношение к «национальной» тематике у населения ГДР было совсем иным, нежели на Западе. «Историческое прошлое» страны, ответственной за развязывание Второй мировой войны, Западная Германия преодолевала на путях постнациональности. Даже патриотизм там назывался не национальным, а «конституционным» и подразумевал верность граждан их демократической конституции. В стране действовали государственные структуры политического образования. В партийной системе боннской демократии спектр салонной «правости» был ограничен правым флангом католического ХСС. Правая идеология, не увязанная в христианские рамки, выталкивалась из официальной политики. Маргинализация «национальной» темы привела к ее узурпации праворадикальными НДПГ, республиканцами и Немецким национальным союзом (ННС).
В ГДР же историческое прошлое преодолевалось иначе. Объявив себя антифашистским, государство унаследовало традицию немецких коммунистов и тем самым как бы дистанцировалось от преступлений гитлеризма. Коллективного чувства вины, которое в Западной Германии культивировалось структурами политобразования, в ГДР не было. Считалось, что пособники нацизма нашли прибежище исключительно в Западной Германии. В то время как в политобразовании ФРГ муссировались благостные и нежизнеспособные концепции мультикультурализма, в ГДР пропагандировался безоговорочный интернационализм. Однако на деле политические и общественные структуры «государства рабочих и крестьян» законсервировали как формы политической социализации, так и психологию национал-социализма, например ксенофобию обывателей и их агрессивную убежденность в собственной невиновности. Рядовые граждане считали себя жертвами системы, раздражение у них вызывал не столько авторитаризм СЕПГ, сколько имущественные привилегии партийных бонз, а воссоединение Германии мыслилось как соединение социальных достижений восточногерманского социализма с западногерманским потребительским раем.
Когда эти мечты не сбылись, жители новых федеральных земель снова почувствовали себя жертвами, на этот раз — глобального капитализма и иностранного засилья. Новое поколение подрастало, видя, как закрываются предприятия, теряют работу родители, растет доля иностранного населения. Гэдээровцы, знакомые раньше разве что с вьетнамскими и мозамбикскими рабочими, познали сомнительную радость непосредственного соседства с иммигрантами из всевозможных бедных стран, чьи представления о законе, порядке и, наконец, просто чистоте на лестничной площадке отличались от представлений восточных немцев. Интернационализм левых сил не доходил до замученных вынужденной мультикультурностью адресатов социальных пособий. Ультраправые лозунги о немецком порядке были понятнее.
На восток
В старой ФРГ культура молодежного протеста определялась преимущественно левыми и ультралевыми идеями. Культура же молодежного протеста, сформировавшаяся в ГДР в последние годы перед воссоединением, была, с одной стороны, прозападногерманской, с другой — подчеркнуто национальной, поскольку сложилась в противостоянии доктрине государственного антифашизма в ГДР. Иными словами, в социалистическом государстве были свои ультраправые, но не было ультралевых. Семена национал-социализма нашли здесь благодатную почву.
Уже в начале 1990-х на восток направились западные ультраправые эмиссары, однако «осси» быстро выдвинули собственных лидеров, утверждавших, что «настоящий национализм может быть только социалистическим». В их числе были, в частности, бывшие функционеры Союза немецкой молодежи, не востребованные новыми работодателями, но обладавшие отличными навыками работы с молодежью. В новых федеральных землях правые радикалы стремились представить свои программы в виде «гражданской альтернативы» существующему «беспорядку». Их организации вели социальную работу, не без оснований полагая, что расходы окупятся на грядущих выборах. Христианские социальные и молодежные организации играли в ГДР значительно более слабую роль, нежели на западе (восточногерманское общество в массе своей было атеистичным). Поэтому в иных сельских местностях Восточной Германии националистические силы в 1990-е годы оказались чуть ли не единственными организаторами молодежного досуга. Они оживили и возродили молодежные клубы и спортивные секции, которые в ГДР финансировало государство и которые после воссоединения страны начали закрываться из-за нехватки средств. Призывая молодежь защищать родину от иностранного засилья, националистические силы в то же время давали им «малую родину», круг товарищей, возможность социальной и политической идентификации.
В новых федеральных землях правый радикализм быстро расстался со своим «мужским» имиджем. Еще в середине 1990-х немногочисленные «арийские» девушки, шагавшие под бой барабанов на демонстрациях НДПГ, не отличались от своих нелицеприятных соратников ни униформой, ни прической. Их вид смущал обывателя: национальная идея была ему симпатична, однако внешность, поведение, да и вообще вся субкультура защитников этой идеи, ужасали и отталкивали. Но вскоре ситуация изменилась. Сегодня «женский элемент» правого радикализма уже не исчерпывается «национальными мамами» (взрослыми женщинами, разделяющими мировоззрения своих мужей — членов праворадикальных групп) и скин-девушками. Женская молодежь из новых федеральных земель перенимает политическую инициативу и старается в рамках НДПГ реализовать свои представления о новой национальной политике.
Дилемма поправения
Идя в «народ», ультраправые не вдаются в теоретические дебри: «социальный вопрос» они предлагают решить на «национальной почве», указывая для начала конкретного врага — иностранца — и предлагая практические способы борьбы с ним в быту. Потом они задаются вопросом: отчего этих иностранцев оказалось в Германии так много, кто виноват в упадке социального благосостояния немецкого народа? В итоге врагом оказываются вся политическая система ФРГ, Евросоюз и глобальные силы. Запрета за свою «враждебность конституции» НДПГ до сих пор избежала лишь по формальным, «судопроизводственным», причинам. В то же время эта партия — лишь легальное, организационное воплощение движения, в случае ее запрета правый радикализм просто перейдет на иные уровни политического существования.
Есть и гибкие формы организации вне партийной системы — действующие по всей стране «камерадшафтен», товарищества. Возникать они начали с середины 1990-х годов как реакция на запрещение ряда праворадикальных организаций. С ними связаны автономные националисты, разрозненные, не сплоченные в прочные организационные структуры боевые молодежные группировки, перенявшие методы и стиль так называемых левых автономных сил. Еще одна форма организации националистической сцены — патриотические объединения, ставящие своей формальной целью защиту «малой родины» и сохранение народных обычаев. Наконец, вся сцена объединена интернетом и праворадикальной субкультурой. И уже к началу нулевых годов пошел процесс постепенного взаимопроникновения организованных структур и неформальных союзов и сред. Так, НДПГ попыталась слиться с популярным на севере ННС (юридически им было в этом отказано) и прочнее привязать к себе «камерадшафтен», члены которых нередко участвуют в ее мероприятиях.
На федеральном уровне с начала нулевых годов проводятся антиправорадикальные программы, рассчитанные на молодежь. Однако большинство рабочих мест в этих программах — временные контракты. Их сотрудники работают под двойным давлением. С одной стороны, на них давят местные правые радикалы, угрожающие им и саботирующие их мероприятия, с другой — родное государство, напоминающее им о «временности» их рабочих мест и держащее их в состоянии постоянного мандража. Эффективность этих программ не особо велика.
В современном немецком обществе налицо выраженный интерес к национальному взгляду на политический процесс. Поскольку в ФРГ, в силу особенностей ее послевоенного статуса, не возникло таких правопопулистских партий, как французский Национальный фронт, национальные темы, отзываясь на интересы избирателей, пытаются взять на вооружение уже существующие партии. Начало новой стратегии в 2000 году положила либеральная СвДП. Известный либеральный политик тех лет Юрген Мелеманн решил укрепить партию на путях национал-либерализма. Чтобы быть успешной, говорил он, партия «должна распознавать проблемы народа и выражать их на его языке». Проблемы, которые он распознал и начал было озвучивать — закон, порядок, борьба с преступностью, недостатки иммиграционной политики, — привлекли к либералам националистические силы. Напуганная этим партия отказалась от новой тактики и изгнала Мелеманна. Однако традиции национал-либерализма не угасают. Подтверждение тому — внутрипартийный раздор в вопросах поддержки нового европейского стабфонда. Противники правительственного курса в рядах СвДП делают ставку на прямую демократию и пытаются провести опрос партийного базиса. В случае если базис выскажется против, партии грозит смена курса, а консервативно-либеральной коалиции — крах.
В прошлом году «на языке народа» неожиданно попытались заговорить социал-демократы. Тило Саррацин, видный представитель правого крыла СДПГ, опубликовал книгу «Германия деградирует. Как мы проигрываем нашу страну». Размышления озабоченного буржуа о судьбах немецкой родины, переполненной размножающимися иностранцами чуждых культур, не имели ничего общего с идеями социал-демократии. Книга была в штыки встречена как руководством партии, так и официальной политикой, однако превратилась в народный бестселлер. В ХДС/ХСС Ангела Меркель, к вящему неудовольствию христианских сил своей партии, разрабатывает некий государственно-патриотический консерватизм, с одной стороны, интегрированный в Европу, с другой — приемлемый для консервативных избирателей вне христианского лагеря. И даже «зеленые», составной частью идеологии которых был мультикультурализм, видя непопулярность этой идеи, давно уже прекратили наступательно претворять ее в жизнь.
Политическая тенденция очевидна: чтобы обескровить ультраправые партии и не допустить их превращения в широкую гражданскую силу, необходимо умеренно легализовать национальную тематику, интересующую среднее сословие, отделить ее от национал-социалистической идеологии. В то же время такая стратегия может повредить традиционным политическим профилям партий, привести к «поправению» всего политического спектра. Возможно, немецкой политической системе, после воссоединения страны обогатившейся ПДС (ныне Левой партией), стоящей левее СДПГ и «зеленых», необходима и партия правее ХДС/ХСС, которая охватила бы национал-патриотически ориентированный гражданский электорат, не приемлющий идеологии национал-социализма, но в то же время и не идентифицирующий себя с христианскими правыми.
Ответить с цитированием
Сообщение от Приазовец_
...
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть 
(Хотя некоторые и ждут...
)
