Цитата:
Ни дня без русских песен
Что общего у истории сержанта Глухова, песни грузинской делегации на Евровидении и подоплеки войны с Россией
Глухов
С сержантом Александром Глуховым мы сидим в недорогом ресторане недалеко от центра Тбилиси, детская безмятежная улыбка не покидает его лица, и он рассказывает свою историю уже в сотый раз. Она стоит того. Почему ушел из части? Плохо кормили, а главное — однообразно. В общем, собрал нехитрые пожитки, обошел посты и пришел в Грузию. «Там какой-то город был. Дома пятиэтажные…» — «Гори?» — «Не знаю…» Прикупил штатское. Снова пошел. Через лес, километра четыре. Вышел на трассу, там грузинская полиция…
Он настаивает на том, что из североосетинского Тарского в Южную Осетию его перебросили в июле, через два дня после начала войны подняли по тревоге и послали в Цхинвали, но БТР сломался, и всю войну он просидел, охраняя боевую технику. Теперь у него есть квартира, из которой он сам не выходит, и мобильный телефон, с которого он, правда, может позвонить только в грузинское МВД. «А когда ты первый раз давал интервью по телевизору, тебе сказали, что говорить?» — «Ну да». Он учит грузинский и собирается работать по специальности. В голосе появляется подобие металла: «С мамой буду встречаться только в третьей стране». Он, немного запинаясь, говорит про комитет по делам беженцев ООН. У него появилась девушка. «Первый раз в жизни. Грузинка…» — «Ты понимаешь, что домой уже не вернешься?» — «Ну да…» Он снова улыбается, будто уловив мое сочувствие к грузинским людям в штатском, которые теперь, осознав цену своему нечаянному трофею, вынуждены искать ему работу и машину сопровождения, когда ему захочется с девушкой в кино.
День без русских песен
При воспоминании о том, что сержант Глухов две недели был едва ли не главным политическим нервом, в Тбилиси улыбаются. История почти такая же смешная, как случай в селе Переви. Российские войска в соответствии с договоренностями оставляли крохотное грузинское село у границ Южной Осетии. «Как сейчас они сверкают пятками, покидая Переви, так скоро они с позором уйдут из всей Грузии», — в жанре комментария к праздничному параду напутствовал уходящих официальный Тбилиси, и камеры, съехавшиеся в Переви, давали крупный план грузинских солдат, которые с автоматами наперевес будто бы выдавливали российский контингент. И вдруг, словно услышав трансляцию, российские десантники развернулись в обратную сторону, опешившие грузины пошли назад, и это камера, не успев выключиться, тоже показала. Российские военные так и остались в Переви. Название села надолго исчезло из грузинского политического лексикона, и мой тбилисский приятель, собиравшийся, дойди российские танки до Тбилиси, откопать спрятанный в селе автомат, сокрушенно улыбается: «История с Переви — как вся августовская война. С одной стороны, россияне нарушили договор. С другой — кто бросит в них камень после Мишиной телекартинки?»
Российские танки в Гори — танки врага, но танкиста следует непременно усадить за стол и ни в коем случае не брать деньги за хлеб. Еще одна смешная история — про Евровидение. «Путина здесь не любят, это понятно, — объясняет политтехнолог и социолог Гоча Цкитишвили. — Но зачем об этом петь песню, тем более в Москве?» При том, что нет никаких сомнений: стань эта песня чемпионом, она непременно будет хитом, на некоторое время вытеснив доносящийся из каждого бара, словно и не было никакого августа, русский шлягер. Кстати, 25 февраля, официально объявленное Днем оккупации (в честь похода 11-й Красной армии на Тбилиси в 18-м году), местные радиостанции объявили днем без русских песен. Никто этого особенно не почувствовал.
В общем, как теперь принято считать в Грузии, все, что было в августе и после него, говорит о стране эпохи Саакашвили больше, чем все, что было до этого. Может быть, и не больше. Но, несомненно, намного выразительнее.
Медаль с одной стороной
Искушенные политологи мне рассказывают то, что я уже десятки раз слышал от не слишком погруженных в политические расклады грузинских друзей: из Москвы приходили недвусмысленные сигналы о том, что она не вмешается и что Кокойты ей надоел не меньше, чем самому Саакашвили. И люди, близкие к властным кругам, подтверждают: да, сигналы приходили.
Но даже те, кто не любит Каху Бендукидзе, не могут вспомнить никого, кроме него, кто втолковывал Саакашвили, мол, это ловушка.
Эроси Кицмаришвили, вскоре после войны покинувший пост посла в России, чувствовал приближение грозы, основываясь на симптомах с обеих сторон. «Мне казалось, что я могу опереться в окружении Саакашвили на надежных людей». Надежные люди — это в первую очередь министр внутренних дел Вано Мерабишвили. «Но когда в присутствии Миши я прямо спросил у Вано, всерьез ли он намерен побеждать Россию, он отвел глаза…»
Перед войной любой политолог мог с ходу перечислить поименно партию войны: министр обороны, секретарь совбеза, заместитель министра внутренних дел. «Глупости, — заметил осведомленный знакомый, — в том-то и дело, что все были против». «Тогда в чем же дело?» — «В том, что Миша, опьяненный идеей, становится неудержим. Вернее, одержим».
Война — не другая сторона медали с профилем Саакашвили. Та же самая. У этой медали вообще нет других сторон.
Сосо Цискаришвили, известного грузинского политолога, политики часто зовут в советники. «Только долго я в этом качестве не задерживаюсь», — смеется он. Спрашивал у него совета на заре своего президентства и Саакашвили. И на рекомендации извлечь уроки из опыта своего предшественника и быть бдительнее со своим окружением президент откровенно сетовал: «Если бы вы знали, что эти люди натворят, если я не буду их контролировать…» А еще люди, знавшие Саакашвили задолго до его президентства, вспоминают, как он съездил однажды в Таллин. После Таллина были и Страсбург, и Америка, но Таллин не забудется и потом, когда, уже будучи президентом, Саакашвили пригласит в качестве советника Марта Лаара, эстонского экс-премьера и обладателя одной из самых знаменитых восточноевропейских реформаторских репутаций. «И я вам скажу честно: в 2003-м, после революции, я был преисполнен небывалого оптимизма», — признается Цискаришвили, который на своем веку видел немало реформаторов и потому совсем не похож на романтика.
Спустя пять с небольшим лет от эпохи надежд и иллюзий остались только флаги, разборная сцена и два подиума — для самого Саакашвили и спроектированного лидера освобожденной Осетии Дмитрия Санакоева, — которые везли в августе в Цхинвали. И это опрокидывает любую конспирологию насчет того, что война изначально затевалась на поражение, для сплочения народа в тяжелый для родины час. Нет, президент верил в победу, по поводу чего в Грузии принято крутить пальцем у виска, и мои собеседники, кажется, немного удивлены моим упрямым желанием докопаться до каких-то более политических резонов.
(Продолжение следует)
Вадим Дубнов,
специально для «Новой»
18.03.2009
