- Ну, чо, прилетели тот раз. «Насосная» живет в режиме нормального военного маразма.
Это, когда все громко, решительно, четко и бессмысленно. Вернее, так со стороны. На ВПП каждые пять минут плюхаются транспортные «борта». Куда-то в темноту ускоренно шлепают команды в полевой форме, автоматы в перебинтовке. Снуют всякие там штабные уазики и грузовые зилки. Короче, каждый выполняет свою поставленную задачу. А кому не поставили – сиди в углу, грызи бублик.
Нас не встретили.
Министерству обороны мы не нужны, не родные. А МВД угнало своего представителя по важным делам. Это мы через час только узнали. Ходили там, пинали разные двери. За одной – просто пошлют. За другой – в форме отеческого напутствия. В смысле, не маленькие, взяли саночки и с высокой горочки…
Потом нашелся один прохиндей. Сказал, чешите на Сабунчи, там ваши штабные, всех туда увозят, кто с командировкой.
Ну, напросились в попутчики на зилок десантников, доехали до Сабунчинского вокзала.
Ага, там только нас и ждали...
Вылез подполковник, покрутил пальцем у виска. Говорит: «Был здесь штаб на перекладных. Его уже дня три нет. Кто вас посылал, передайте, осел…»
Ну да, больше делать нечего, ослов передавать.
Дозвонились с вокзала в местное МВД. Там, правда, быстро решили. Приказ: «Раз прибыли, сидите на месте для усиления охраны общественного порядка. Начальнику ЛОМ будет команда, а он вам работу найдет…»
Понятно, кому мы нужны, десять человек, боевой задачи не поставить.
Ну и ладно, так даже проще. Лично я вообще с вокзала когда-то начинал. Был младшим опером, по борьбе с «карманной тягой», тему дороги знаю.
Тут, правда, как в фильмах про войну. Беженцы, мешки, узлы, чемоданы, корзины. Многие с детьми. Крики, вопли, гвалт, плач, вонь. Немало покалеченных, перевязаны кое-как. Медпункт не справляется, лежат возле на полу, на тряпках и газетах. Поезда штурмуют, только двери трещат.
Смотришь, будто какой-то нереальный сюжет: советская власть за окном. А здесь, – как фашисты опять пришли. А мы, как и тогда, не готовы…
Но я теперь не об этом.
На пятую ночь после приезда сидим в дежурке на вокзале. Время к часу, поездов до утра нет. Вроде, народ более-менее угомонился, пристроились в залах спать.
Дежурный, толстый капитан-азербайджанец, пьет за столом чай из стакана-армуды. К нему пришел сапожник из будки на углу. Обсуждают новые сапоги, которые нужно построить для капитана.
Все обсуждают, каждый шов, каждый рант, подкладку, подметки, каблуки, подковки и как сделать удобные ушки-петельки для обувания. И еще сапожник притащил образцы кожи, они ее мнут, нюхают, только не жуют.
В общем, с толком проводят время, в этих краях поговорить за мелочи любят.
Тут открывается дверь, бочком опасливо вползает старик-еврей. Судя по всему, дежурный его знает.
И этот еврей говорит, что здесь на одной улице сейчас будет погром. Мол, там, в доме прятались две семьи у соседей, русские и армяне. А их кто-то выдал. И теперь туда пошли боевики с «Народного фронта» и станут их убивать.
Капитан прихлебнул чаю, погладил богатые усы, говорит важно:
- Ара, это не наше дело, пусть милиция там занимается, военные всякие. Вон их понагнали из России, пусть занимаются своими теперь…
Я вмешался, спрашиваю:
- Не понял, а мы – кто? А что значит, «своими»?..
Он на меня посмотрел снисходительно, утерся платочком, отвечает:
- А мы тут – вокзал. А я тут – старший. Поставлен тут руководить, следить за порядком и все вопросы решать.
А ты тут – приехал, и сиди. Будет команда, будешь бегать, как тебе старшие начальники велят…
Я говорю:
- Это здесь за углом, я адрес знаю. Мы сейчас пойдем, сами разберемся. Пока куда-то звонить, их там уже убьют.
Он ляпнул стакан с маху на стол, весь чай наружу.
Налился красным, орет:
- Я сказал, сидеть! Я тут советская власть, решать! Куда мне звонить, я сам знаю, молокосос!
Я встал, в ответ:
- Оружейку открой, я свой автомат возьму.
Мы автоматы, как приехали, сюда в оружейку положили. Тогда такой был порядок. Хотя ты, наверное, и сам знаешь.
Этот сложил толстый кукиш и сунул мне под нос.
И еще что-то там проехался по поводу советской власти. И что он меня упечет за невыполнение приказа командира в период чрезвычайного положения. И что приказы нужно выполнять. А если нет, трибунал и тюрьма.
Короче, не драться же с ним. И время уходит.
Я вылетел из дежурки и по пути в зале прихватил одного из наших, Вовкой звали. У нас еще табельные пистолеты были, эти с собой в кобуре. Понеслись бегом через дворы. Места эти я еще с детства знал. Тут слева «Военторг», а там проходными можно выйти на нужную улицу.
Во двор забегаем, оттуда «Москвич» груженый выруливает. И в нем человек пять, полный салон.
Пытались нас сбить, когда увидели.
Мы отскочили за деревья, успели пару раз врезать из пистолетов. Ну, они в ответ бахнули из ружья, только промазали.
И унеслись, не догнать.
Пошли мы в квартиру, но уже поздно.
Там «трешка» немаленькая была, дома в районе не самые бедные. Восемь человек, все насмерть. И стреляли, и резали ножами. Двоим выпустили кишки, размотали по коридору. А детей сбросили из окна на изгородь, чтобы накололись.
Нас, короче, обоих вывернуло, едва успели оттуда выйти. Тогда еще такое не часто доводилось увидеть. Все в кровище, кишки под ногами скользят, кого-то еще в агонии по полу лупит. Мрак.
Пошли обратно на вокзал. Связи-то все равно нет, и телефона тоже, только там.
Подхожу к дежурке, слышу, этот капитан говорит сапожнику:
- Ара, народ свое слово скажет. Против народа кто пойдет, того вместе с детьми жечь. Ничего, эти уедут, тут на каждом дереве будут висеть. Все будут висеть, кто против свободы народа, а мы, власть, поможем…
Я туда заходить не стал.
А этот мститель народной власти каждую ночь ходил за пути в столовую, там ему лично накрывали и готовили хаш. Это я уже знал. И время тоже знал.
Мы с Вовкой выждали, когда пошел.
И между двумя составами его затормозили.
Вовка встал на шухер, чтоб случайно кто не полез. А я на этого вышел.
Он понял, что труба. Или не понял, но подстраховаться решил. Сунулся в кобуру. Да где там жирному чмарю против меня успеть. Он брюхо разъел, потому что была его власть. А здесь она кончилась.
Я ему сходу врубил в жбан, только усы разлетелись. И добавил в промежность, чтоб не заорал, не привлек народ.
Этот, сука, пополз. Хрипит:
- Убьешь? Не убивай, брат, рабом тебе всю жизнь стану!..
Короче, убил я его.
Не совру, что сразу. И пули не потратил.
Последнее, что он услышал в мире, я ему сказал:
- Они тоже хотели жить. Ты решил, что им не надо. А я решил, что не надо тебе. Там они тебя встретят. И там с тебя будет другой спрос.
Ну и все. А потом мы ушли.
Можно было, конечно, включить дурака. Мало ли, кто там этого капитана уделал, война вокруг. Но если вскроется, понятно, вышак. А из-за твари получать пулю от своих, не катит.
Да и что-то уже перевернулось внутри.
Я понял, что здесь рухнет все. Если сидит капитан в погонах и говорит, нужно жечь, он здесь власть. Они разорвут и растащат, им кто-то сказал, что уже можно. И они уже рвут. А мы стоим, хлопаем глазами. А если не хлопать, тебе начинают рассказывать про трибунал.
Значит, кто сказал, до него не достать. Слишком высоко.. А уж мне, точно.
А если так: бара-бир…
Я теперь сам себе власть.
И мной такие командовать не будут.
Потом мы ушли в Турцию.
Как, это неинтересно знать. Да и лет прошло до черта. А из Турции завербовались в Легион. Так и пошло. И до сих пор так идет.
А ты кушай чебурек. И дыши ветром свободы.
Хорошее дело, свобода.
Саму, правда, никто не видел.
Но под ветер голову подставлял…
Ответить с цитированием
Сообщение от SEV
Текст свернут. нажмите + чтобы посмотреть 
