Цитата:
Вчера, 19 июля, была 16-я годовщина боя под Шромой (1993-й год, грузино-абхазский конфликт), когда украинские добровольцы из УНА-УНСО разгромили преобладающие силы россиян. Сначала расскажу вкратце о том, как отметили, потом - про сам бой.
Как и ежегодно, на Байковом кладбище, где похоронены погибшие на той войне, собрались украинцы из УНСО и грузинская делегация во главе с послом.
На кресте над могилой Анатолия Лупиноса символически сложили вместе украинский и грузинский флаги. Рядом ребята держали икону "Покров Богородицы Унсовской".
Медаль УНСО 1-й категории передали представителям грузинского департамента по делам ветеранов для майора Вахтанга Килауридзе, который вместе с 11-ю своими бойцами под минометным обстрелом выносил с поля боя раненых украинцев.
Много говорили о боевой дружбе между Украиной и Грузией, о том, что Грузия никогда не смирится с потерей Абхазии и Южной Осетии.
«Если бы не Украина тогда, возможно, Грузии уже бы не было, - сказал посол Григол Катамадзе. – Это называют грузино-абхазским конфликтом, но в действительности это Россия начала тогда войну против Грузии. Только-только распался Союз, а Россия уже опять начала свои имперские шаги, начала объединять вокруг себя земли. И эти ребята – они защищали Украину в Грузии. Я не военный, но знаю, что во многих военных учебных заведениях уже изучают бой под Шромой, учат на его примере.
Сейчас в Шроме стоят российские войска. На административной границе по реке Ингури Россия строит границу» - и повторил о том, что исторические грузинские земли вскоре вернутся в состав Грузии.
***********************************************************
Про бой под Шромой рассказывает начальник главного штаба УНСО Валерий Бобрович, тогда – сотник Устим:
- Сначала мы действовали как антипартизанское подразделение. Нашим заданием было искать диверсионные группы и их уничтожать. Но когда через несколько месяцев у грузин не вышло взять Шрому, они решили использовать наше подразделение, потому что мы отличались дисциплиной. Мы носили "мазепинки", и нас называли «немецкие шапки».
И я, просмотрев карту, взяв свое отделение разведчиков, прошел – там есть старая дорога, по который еще при советах вывозили что-то. Эта дорога обходила Шрому, она уже была заброшенная, заросшая, и там был такой обрыв, через который можно было попасть в Шрому. И мы ночью на веревках спустили туда тяжелые пулеметы и спустились сами. И когда солнышко поднялось, мы взяли Шрому. Минут за 15 пробежали весь город.
Нас были 53 человека. Когда я поднялся на колокольню в центре города и увидел отступающую колонну россиян – я ужаснулся: их было около 600 человек. Я честно скажу, врать не люблю: если бы мне доложили, что там такой гарнизон, я бы туда не сунулся!
Они не знали, сколько нас, а мы не знали, сколько их. Потому мы их и выбили. Такая была паника... Мы заходим в дом – там стоит кисточка намыленная, в другом – полбутылки водки. Они не знали, сколько нас туда влезло. А тут еще и крик: «Слава!!!» - украинцы! – а уже о нас слух пошел, что мы хуже, чем эсэсовцы...
У нас во время этой атаки было всего 2 легкораненых. А в городке мы насчитали 17 трупов. А уже потом, когда они забрали оттуда тех казачков и бросили туда батальон регулярной армии, за два дня боев мы потеряли двух убитыми и 20 или 22 человека ранеными. У российской стороны были потери – 57 человек убитых. Это известно, потому что дня через два после боев под Шромой российская штабная машина напоролась на грузинскую разведку. И в ней были все документы.
Мы держали Шрому три дня. Бог, по-видимому, был на нашей стороне. Там справа была очень высокая гора, и у меня не хватало людей, чтобы ее перекрыть. А мин – у меня была всего одна противопехотная мина. И мы ее туда поставили. Я когда-то читал Манфреда «Наполеона». Наполеон говорил: для того, чтобы заставить человека поверить, что здесь минное поле, не обязательно, чтобы он пошел туда проверять. И вот они когда туда сунулись, на этой единственной мине подорвались и дальше не пошли. И им не удалось нас обойти, потому что если бы обошли, нам бы, как говорят, жаба сиськи дала.
Мы не бежали – мы отошли. Мы были поставлены в такие условия. Нам перестали подвозить воду, потому что дорога, по которой ее возили, была под обстрелом. Вода, боеприпасы – все подходило к концу, и я не видел смысла – если у меня людей в 5 раз меньше, чем у противника, у меня одна возможность – маневр. А какой может быть маневр, если мы закрепились в камне? И мы приняли решение отойти, и отошли, забрав всех своих раненых, все оружие и даже трофеи. В качестве трофеев мы, как люди хозяйственные, вывезли машину соли и две машины с брезентом.
Во время боев под Шромой я был тяжело ранен. Пуля 5,45 со смещенным центром вошла в руку и раздробила обе кости. Сначала лежал в госпитале в Тбилиси, а затем, когда пришел их хирург и сказал: «Слушай, нам привезли такие классные немецкие протезы!», я понял, что лечиться надо в Киеве. Лучше плохая своя рука, чем хороший немецкий протез.
Когда нас привезли в Киевский военный госпиталь, на второй день пришел генерал-майор, начальник госпиталя, и сказал: «Ребята, простите, но я не хочу идти на пенсию. А ко мне пришли люди, показали, сами знаете, какие удостоверения и сказали, что киевский военный госпиталь не для того, чтобы лечить недобитых бандеровцев». Поэтому меня повезли сначала во Львов. В руке было 24 осколка. Я где-то месяц скитался по больницам, и в конце концов в Киеве один профессор, начальник кафедры военно-полевой хирургии в медицинском университете, сделал операцию, и рука процентов на 70 работает.
Уже после этого я был арестован, и судья сказал: «Я терпеть не могу украинских националистов, но я профессионал, я не вижу, за что вас судить». Потому что наемники – значит, я нанимался. А где ведомость на зарплату? А ордена – где и когда наемников награждают орденами или дают паспорт почетного гражданина? В истории Грузии 11 человек имеют паспорта почетных граждан Грузии, из них 7 – офицеры и стрельцы УНСО. Обвинение развалилось. Был бы Иосиф Виссарионович – конечно, долго не разговаривали бы со мной, но здесь – не вышло.
Слава Нации! - Смерть врагам!
Такие вот дела.
